Я родился в 1950 году в г. Пинске. В семье двух молодых рабочих - евреев. Мои родители родились и жили до войны недалеко от города Мозырь. Гомельской области соседней с Брестской. Обе области в войну были под немцами.
Они избежали смерти, потому, что матери смогли увезти их в эвакуацию в Азиатские республики. Оба дедушки погибли на фронте. Мамина мама умерла в эвакуации.
Папина мама (моя единственная живая бабушка) с 4 младшими детьми вернулась в Белоруссию. Старшая дочь, моя тётя Клара, была замужем. Старший сын мой дядя Яша, служил в армии. Я не знаю по каким соображениям, и мама и папа оба после войны оказались в пинской типографии.
Папа на станке резал бумагу, а мама набирала текст в блоки - штампы из литых пластинок со шрифтом. Для печатания газет. Так, как к началу войны папе и маме было 11-12 лет они успели закончить только 4 класса.
Жили мы в маленькой комнатке метров 8 в коммунальной квартире(на кухне 3 семьи) под крышей. В мансарде. Наш двор был общим со швейной фабрикой. Все удобства были на улице. Туалет был общим со швейной фабрикой. На фабрике работали одни женщины. В доме жили 6 или 7 семей. Из них 4 семьи были без мужчин. Хотя мама была замужем, но она тоже до 4-х лет растила меня одна. Так, что весь дом состоял из неполных семей и матерей одиночек. У двух семей было по 2 девочки, у троих были сыновья.
Папа ушёл в армию, кода мне было 5 месяцев, а вернулся, когда мне было уже 4. На долю мамы, как и всех остальных одиноких матерей легла тяжёлая доля. А я ещё, как на беду, рос болезненным ребёнком. И мама тоже страдала хронической кожной болезнью экземой. Как теперь известно, аллергической причины.
Это же и привело к тому, что я с года страдал и экземой и бронхиальной астмой. Кругом женское окружение. Даже в туалете. Отсутствие мужчин. Нищета, полуголодное существование, психологическое душевное напряжение, агрессия, вражда, ненависть, неприязнь на национальной почве, отстутствие человеческой ласки и любви, болезнь с раннего детства, страхи, и волнения, постоянная оторванность от матери (детские круглосуточные ясли или больницы) и врождённый вспыльчивый, взрывной, и неуравновешенный характер отца, его страшная ругань и брань на маму и на меня - это тот опыт, что я получил в в первые 5 лет жизни.
Если рассматривать по Фрейду и по другим известным авторам теории развития личности - уровень моей самости, уверенности и достоинства были близки к нулю. Если не ниже ватерлинии.
Застенчивость, чувство вины, зависть, страх, неприязнь, презрение, брезгливость, отвращение, унижение, недоверие, постоянные намёки на мою никчёмность, ущербность, уязвимость, неловкость, нездоровье, глупость, неосторожность, боязливость, трусость, отсутствие систематического ухода и воспитания, внимания и человеческой родительской ласки, заброшенность, и беспризорность, грубость и пошлость в быту - это те эмоции, и атмосфера, которые окружали меня с самого раннего детства.
С 5 до 6 лет в моей жизни произошли три четыре знаковых события.
Наша жилплощадь увеличилась до 2 - комнат и я стал спать в "гостиной", у меня родилась сестричка Алла, папа стал работать сапожником (пошёл по стопам дедушки). Семья чуть не распалась. Дома были частые скандалы и ссоры. Инногда, папа даже бил маму, и хотел нас бросить. Но его родственники, которые не очень любили маму, всё же не позволили ему уйти из семьи. Удалось избежать позора и развода.
Папа много работал и на работе и дома. Тайно дома делал сапоги на продажу. Материал ворованный, деятельность запрещённая, в семье постоянно присутствовал дух опасности, риска разоблачения, преступления, груха, обмана, скрытности, конспиративности. Наша семья фактически занималась не законной и преступной деятельностью. А ведь это были 1958-1966 годы. Я был сыном подпольщиков или шпионов, которым всё время нужно было что-то скрывать и вести двойной образ жизни. Меня это тоже касалось. Я не должен был своим приятелям во дворе и своим одноклассникам говорить, чем занимается папа, и что у нас много денег.
Рос в атмосфере преступления, страха прокола и с психологией подполья и дессиденства. Как, "молодогвардеец" и Краснодонска. Получился вот такой гремучий коктейль: нравственного, морального, физического, духовного, социального, семейного, и психологического уродства и нечистоплотности. Как отражение психологического сотояния того времени уже в дошкольном возрасте проявлял бурный итерес к похоронным процессиям и покойникам.
Вот с таким психоэмоциональным фундаментом, я в 1957 году пошёл в первый класс. И через неделю меня отправили на 2 месяца в санаторий. Для больных лёгочными заболеваниями. Под Гомель. Лечение эффекта не дало. Я постоянно болел и задыхался. Врачи рекомендовали мне сменить климат и более возвышенный ландшафт местности - не болотистый, как в Пинске. Пинск центр Палесских болот.
Уже с Нового 1958 года, после зимних каникул, я стал жить и учиться у маминой старшей сестры тёти Брони, в Мозыре. Так в первом классе я трижды менял место и стиль учёбы. И обучение проходил на двух разных языках. Пол года на русском. Пол года на белорусском. Эти языки похожи, но не для учёбы в первом классе. При этом, я никогда раньше даже не говорил на белорусском.
Жили они семья тёти, в посёлке на окраине города, фактически в деревне. Огород. Куры. Кабанчик. Другой язык. Другие принципы и нормы поведения. И отношения в семье между собой и к детям сосем другие. К счастью более тёплые и человеческие. Уклад тоже для меня новый "не городской". И в школе обучение на беллорусском языке.
У тёти Брони, маминой сестры своих было трое. И я четвёртый, как гадкий утёнок. Не похожий по разговору, поведению, и привычкам не деревенский мальчик. Надо мной подсмеивались и дразнили. Даже для своих двоюродных братьев я был городской пацан и..... жид. Мне, только для полного счастья не хватало очутиться в очаге антисемитизма.
Прожил я у них до осени 1959 года. В третий класс проучился до зимы. Заболел. И опять на пол года уехал к тёте в Мозырь.
Всего я прожил у тёти 2 года. И потом в дальнейшем несколько раз приезжал жить на летние каникулы. Но начиная с четвёртого класса я больше на долго из Пинска во время учёбы не уезжал. До 7 класса раза три учился в различных санаториях для лёгочников. Но это не более чем на 1,5 - 2 месяца.
С горем пополам закончил на все тройки, кроме геометрии и физики, 8 классов.
И так, как родители понимали, что мне не подойдёт с моим заболеванием рабочая специальность и решили сунуть меня в какой-нибудь пинский техникум. Их было в городе 5 или 6. Остановились на мясомолочном техникуме.
Надо было на вступительных экзаменах писать диктант по русскому языку. А у меня с этим до сих пор большая напряжёнка. Вот я его на двойку и написал. Провалился. Что для всех большой неожиданностью и не было. Учился то я слабо. И родители просто надеялись на чудо. В конце июля вдруг открылась возможность попасть в другой новый техникум: гидромиллиоративный. Там объявили дополнительный набор. Родители срочно взяли мне репетитора по русскому. Она меня 2 недели натаскивала. Результат отличный. Я написал диктант на тройку. Этого оказалось не достаточно. Опять провал. И разочарование. Пришлось мне, как, побитой собаке (документы ведь забирали) возвращаться в школу в свой 9б класс.
А учительница русского языка и литературы била нашей классной. До неё дошла информация о моих достижениях. Она не преминула на первом уроке заметить, что есть в нашем классе ученики, которые позорят школу. Пальцем она не показала, но все и так поняли, о ком идёт речь.
В девятом классе, где-то к новому году, я не знаю почему, вдруг взялся за ум и стал более старательно учиться. Вернее просто стал учиться. До этого я дома практически не занимался. Все домашние задания я делал на скорую руку, на переменках перед самым очередным уроком.
Это дало свои плоды. У меня постепенно исчезли тройки. И в аттестате за 10 классов у меня было только 2 тройки. Догадайтесь по каким предметам. Правильно. Русский язык и русская литература. Позора 2- летней давности, мне так и не простили.
К концу 10 класса родители опять запели песню о техникуме. Но я решил поступать в институт. Как все в нашем классе. Родители спорить не стали. Взяли мне опять репетиторов, только уже 2-х. По химии и русскому языку.
Почему я решил поступать в институт я не буду здесь анализировать, а вот почему в Ленинград? Отвечу. Из 26 человек, которые поступали в институт из нашего класса Кто-то поехал в Брест, кто-то в Витебск, кто-то в Минск, кто-то в Москву, а 16 человек поехали поступать в Ленинград. И 14 и я в том числе, поступили. Ещё 8 или 9 человек из нашего класса также поступили в институты в других городах. Из 30 выпускников -22 поступили в институты, один сын нашей классной поступил в военное среднее училище. Итого 23 человека. 77%.
Так я сын потомственного сапожника и рабочей, больной, слабоумный, бездарный и ленивый поступил в один и тот же институт, что и одна из лучших учениц нашего класса, у которой отей военный комиссар, а мама врач стамотолог. Поступили мы в Сан-Гиг. Санитарно-гигиенический.
Н вот, что интересно. Учиться то я ведь за полтора года в школе, так и не научился. Да ещё чувство свободы, и пребывание далеко от родительского глаза. Я не учился. Совсем. Такое проходит иногда, в технических вузах. Где на первом курсе фактически повторяют школьный материал. Но не в медицинском. Там надо очень много запоминать сразу же с первых дней. А я в школе даже стихотворение выучить не мог. В общем случилось то, что и должно было случиться.
Меня за академическую неуспеваемость отчислили из института. Что для многих так же не явилось сюрпризом. Мои учителя решили так. Дурака за деньги (взятку) устроили в институт, а он даже не смог удержаться. Опять позор для школы.
Родители очень переживали моё отчисление. Папа говорят, даже плакал от горечи и обиды. Я же был то, чем можно было похвастаться перед родственниками.
Сын студент института. В нашей родне ещё никого в институте не было. Старший двоюродный брат учился в мясомолочном техникуме. А двоюродная сестра моя ровесница училась в мед училище. Оба учились в Пинске.
Я поработал пару месяцев грузчиком на молокозаводе. Молокозавод располагался в 60-ти метрах от моей парадной. А потом опять решил поступать в институт. И опять в Ленинград. Как я тогда, набрался столько наглости. И самоуверенности. Ведь все кругом меня, и мои родители тоже, считали умственно и физически отсталым. Что в общем то было правдой. Во всяком случае, со стороны другого не подумаешь.
Надо отдать должное моим родителям. Они не верили в повторение чуда. Но не препятсвовали, моей второй попытке. И опять помогли. Взяли репетиторов. Ну и для повторной поездки на вступительные экзамены дали денег. Кстати, в первый раз со мной ездил отец. На этот раз со мной поехала мама.
В сан-гиге мне дали понять, что завалят.
Поэтому я по инерции подал документы в другой медицинский институт. В педиатрический, тоже мальчиков брали охотно. В общем чудо повторилось. Я поступил в институт снова.
Больше я в Пинск не возвращался. Приезжал только в гости, сначала на каникулах, а потом в отпуск иногда.
Моё пребывание в родительском доме закончилось в июле 1968 года. Из 18 лет, которые я прожил в Пинске. До 16 лет мы жили в коммуналке. В 9 классе нам дали трёх комнатную отдельную квартиру со всеми удобствами.
В общей сложности в больницах и санаториях я провёл около 1,5 лет. И 1,5 года я прожил у своей тётки. Пол года я прожил в Ленинграде и 3 месяца в возрасте 1г 8 месяцев я прожил в Доме ребёнка. Пока мама ездила лечиться от экземы в Пятигорск. И так с детством покончим.
